Иван да Марья

Печать

Воевать супругам Зобенко не пришлось, но юбилей Победы для них – особенный праздник

В Еманжелинске Мария Григорьевна и Иван Евдокимович Зобенко живут больше шестидесяти лет, почти столько же – вместе. Тогда, перед самой войной, ни парень с Украины, ни девушка из Молдавии даже не думали, что вскоре окажутся на Урале. Но… у каждого был свой путь в Еманжелинск, и хоть проделали они этот путь порознь, встретиться Ивану и Марии суждено было именно здесь.

Говорят, судьба и на печке найдет. Для кого-то, возможно, эти слова действительно справедливы. Но Ивану и Марии Зобенко свою судьбу пришлось выстраивать самим. Долго, кропотливо, старательно – по кирпичику, день за днем. Никаких особых поблажек за их усердие жизнь им не делала.

Мария

Ей было всего шестнадцать лет, когда в родное село Каушан Бендерского района союзной тогда республики Молдавии приехали незнакомые серьезные мужчины. Был 1940 год, в Европе уже больше года шла война, которая охватывала все больше городов и стран. В солнечной Молдавии многим тогда было страшно – буквально в нескольких десятках километров шла пальба и рвались снаряды. И мать велела Марии сходить на встречу с вербовщиками из города (так промеж собой сельчане называли тех самых серьезных мужчин в добротных костюмах). Мол, вроде как набирают они молодежь, чтобы работать где-то в полях за Уралом. «А ты, Марийка, к работе привычная, не пропадешь». Главным, конечно, было то, что незнакомый Урал далеко от этой страшной войны – в тысячах верст от цветущей Молдавии.
На встречу с вербовщиками тогда пришли многие парни и девчата. Серьезные мужчины записывали далеко не всех. Проверяли каждого строго и подолгу: кто родители, какое образование, где работал и главное – сколько лет. Соседскую Олесю развернули сразу – той только что стукнуло семнадцать, о чем она с радостью и сообщила вербовщикам. Мужчины покачали головой – нет, набор лишь с восемнадцати лет.

Мария уже мысленно представила себе и уральское село, куда собралась ехать, и поезд, и сборы в дорогу и поэтому на вопрос о возрасте уверенно заявила, что ей уже восемнадцать и она давно трудится в колхозе. Никто из местных ничего не сказал, документы у Марии не спрашивали, только об отце с матерью поинтересовались. А тут и скрывать нечего – обычные работяги, все на виду. И про колхоз не солгала – действительно, трудилась наравне со взрослыми и не боялась никакой работы. Так, прибавив себе два года, Мария оказалась в числе тех парней и девчат, которые отправились в незнакомые земли – строить, как им сказали, заводы и города.
Осенью 1940 года Мария приехала в поселок Еманжелинские копи. Если в Молдавии осень – это практически лето, то на Урале, к большому удивлению девушки, осень была почти как зима. И садов с медовым ароматом желтых яблок здесь не было, и аккуратных мазанных белой глиной домиков, утопающих в зелени деревьев… В общем, много чего не было, но были невиданные сооружения – шахты, на которых трудились почти все жители городка.

Марии как вновь прибывшей дали место в общежитии – к счастью, поселили вместе с подружкой, которая, как и Мария, в порыве энтузиазма тоже прибавила себе два года и в результате оказалась среди первостроителей маленького городка в Челябинской области. Думала Мария, что не задержится здесь надолго – очень скучала по родной Молдавии. Думала – отработает положенный срок и вернется в свое село уже взрослой, опытной и знающей. Но… кто же знал, что через полгода начнется война и Молдавия, как и Украина, и Белоруссия, окажется в оккупации, а маленькие уральские города станут надеждой и опорой для всей страны. Не знала этого и Мария, которая осваивала профессию штукатура-маляра в жилконторе и раз в неделю бегала с подружкой в кино – смотреть потрясающие фильмы с Орловой в главной роли.

Через некоторое время после начала Великой Отечественной войны Марию перевели трудиться на 19-ю шахту. Девушке было всего восемнадцать лет (правда, все считали, что ей двадцать – Мария ведь прибавила себе два года). Наравне со взрослыми, опытными шахтерками она каждый день спускалась под землю, чтобы обеспечить страну необходимым количеством угля. Тогда это были не просто слова - за ними стояло искреннее желание сделать как можно больше для Победы, в которую верили все – от мала до велика.

Иван

В Еманжелинск Иван Евдокимович Зобенко попал вскоре после войны – чтобы окончательно и бесповоротно обосноваться здесь. Правда, до этого в его жизни произошло столько событий, что хватит на целую книгу…

Видно, судьба ему была оказаться здесь – на Урал маленького Ваню Зобенко вместе с родителями и двумя старшими сестрами вывезли из далекого украинского села еще в 1932 году. Ивану тогда не исполнилось и семи лет, сестры Галя и Шура были немногим старше, родителям – слегка за тридцать. Жили пусть не бедно, но и не шиковали. Однако именно Зобенко с их добротным домом и налаженным бытом стали неугодны по одной простой причине – не захотели вступать в колхоз и отдать во всеобщее пользование своих откормленных свинок и ухоженных, обласканных буренок. Не захотели – значит, против всех. Значит – кулаки, которым не место в колхозе.

Свинки, буренки и вся прочая живность вместе с плодоносящим садом-огородом все равно отошли к колхозу. А Зобенко – всех пятерых – вывезли за тысячи километров от родного края – на Урал. Был 1932 год. Мать так и не смогла прижиться на новом месте – плакала ночами. Отец, переживавший никак не меньше, скрепя сердце, решился на очень серьезный по тем временам шаг – отправить семью обратно на Украину. Благо, там много родственников – у кого-нибудь поживут, а там, глядишь, все наладится. Сам Евдоким Зобенко остался (его отъезд посчитали бы бегством – за это можно было даже за решетку попасть).

В 1933 году Иван с сестрами и матерью вернулись на родину, но… приняла она их неласково. Осенью случился неурожай. Начался голод.
Умирали не то что целыми семьями – деревнями. Не стало в 33-м и матери Ивана. Их с сестрами Галей и Шурой отправили в детский дом. Там Иван и жил до 1942 года, пока немцы не оккупировали Украину.

С этого момента жизнь Ивана резко изменилась – в числе нескольких сотен молодых людей его отправили на поезде в Германию.
Иван вместе с пареньком из соседнего села, с которым успел подружиться, оказался на каком-то сельскохозяйственном предприятии. Поначалу им доверили самую черную работу: чистить коровники и мести дворы.

Через несколько месяцев отправили на шахту в город Рур.

Ближе к зиме 45-го года, видя обеспокоенность коренных немцев и надеясь, что наши войска наступают, Иван с приятелем рискнули и сбежали с Рурской шахты. Но… беглецов быстро поймали и отправили в концлагерь, а затем – в специализированный закрытый лагерь для иностранных работников.

Между тем победа Советского Союза была близка. Радости в голосах радиоведущих уже не слышалось, местные жители паниковали все больше, но о том, что советские войска уже в Германии, Иван узнал совершенно случайно. Бригада гастарбайтеров, среди которых был и Иван Зобенко, ремонтировала железные пути недалеко от границы с Голландией, когда появились мужчины в военной форме. «Наши?!» - кто-то из работников воскликнул то ли утвердительно, то ли вопросительно. «Наши!!!» - разглядели военных все остальные. С этого момента жизнь Ивана Зобенко вновь изменилась.

***

Истосковавшихся по родине повзрослевших юношей и девушек понемногу стали переправлять в Союз. Но домой многие попали не сразу, а некоторые не попали совсем. Сначала, как рассказал Иван Евдокимович, из бывших работников сформировали группы – отбирали по возрасту, национальности.

Путь был неблизкий – через всю Германию, Польшу. В Белоруссии кортеж притормозили. На этот раз – для так называемой фильтрации. Для этих целей был создан специальный штаб, где сотрудники органов госбезопасности с пристрастием допрашивали каждого прибывшего из Германии: как туда попал, откуда родом, чем занимался до войны, кто родители и так далее. Период фильтрации оказался довольно долгим.

- Чтобы не бездельничали, нас – и ребят, и девчат – отправили на уборку картофеля, - вспоминает Иван Евдокимович. – К работе были приучены, так что радовались любому делу, тем более что теперь трудились на родной земле.
Многим, как и Ивану Зобенко, ехать было некуда – родные или погибли, или оказались в эвакуации. Деревни и города на Украине, в Белоруссии и России, особенно где шли бои, были разрушены. Потому, наверное, парни и не удивились, узнав, что ни на Украину, ни в Беларусь их не везут. Путь лежал в столицу. В Москве вновь прибывших наконец-то сводили в баню, а затем, как перед отправкой в армию, всех наголо побрили, выдали сухой паек и кое-что из одежды. Поезд шел несколько дней и остановился в Челябинске. Иван даже обрадовался: где-то недалеко, в Пермской области, должен был жить его отец, о котором много лет он совсем ничего не слышал. В Челябинске, правда, их долго не держали – отцепили шесть вагонов, а основной состав, в котором ехал Иван, двинулся южнее и вскоре оказался на станции Ключи. Из Ключей повезли в поселок Еманжелинские копи. Так 25 декабря 1945 года Иван Зобенко обрел новое местожительство.

Вместе

В клубе «Малый горняк» несколько десятков прибывших молодых людей получили распределение на разные шахты – 18-бис, 19-ю, «Куллярскую». Иван попал на 19-ю – сразу в забой, на очистку угля. Там и познакомился с Марией. Она тогда была девушкой видной – статной, с тяжелой каштановой косой и яркими глазами. Марии тоже приглянулся высокий красавец с серьезным взглядом. Стали гулять вечерами, потом поженились.

Молодоженам сначала дали комнату в общежитии, а затем – однокомнатную квартиру. По тем временам отдельная однокомнатная квартира считалась роскошью, потому супруги Зобенко были несказанно рады новому жилищу. Не смущало Ивана и Марию даже то, что с ними в одной комнате поселили другую молодую семью. Так и жили какое-то время, разгородив комнату занавеской. Вскоре вторая пара молодоженов съехала, и Зобенко стали полноправными хозяевами.

Мария Григорьевна работала машинисткой подъема на шахте «Южная», диспетчером, Иван Евдокимович 3,5 года трудился на 19-й шахте, затем – в ФЗО мастером (сейчас там ООО «Сельхозпром»). В 1953 году ФЗО переименовали в сельскохозяйственную школу, и там И.Е. Зобенко проработал почти 30 лет.

Одна за другой у Марии Григорьевны и Ивана Евдокимовича родились четыре дочери. Такой большой семье тесно было в маленькой квартирке – глава семейства получил в исполкоме разрешение на строительство своего дома. Дали наряд на несколько кубометров леса. Иван Евдокимович сам ездил на делянки, вырубал деревья и на тракторе перевозил в Еманжелинск. К осени 58-го года на улице Вахрушева Иван Зобенко построил два небольших, но крепких дома. Решил, что два домика лучше, чем один большой – дочерей много, замуж выйдут, а тут уже и дом есть. В одном из них Иван и Мария живут до сих пор.

Через несколько лет после окончания войны Иван Евдокимович отыскал сестер (они так и остались на Украине) и своего отца, который будучи инвалидом по заболеванию, жил в инвалид-колонии в бывшем монастыре под Кунгуром.

Все четыре дочери – Елена, Наталья, Татьяна и Ирина – выучились, получили профессии, сами обзавелись семьями, детьми и внуками (у супругов Зобенко семь внуков и четыре правнука). Елена и Ирина сейчас живут в Миассе, Наталья – в Челябинске, но родителей навещают очень часто, помогают по хозяйству и в быту. Татьяна почти 10 лет назад волею случая перебралась в США, где живет с мужем и детьми.

Мария Григорьевна уже почти пять лет без посторонней помощи не передвигается, сейчас все больше лежит, а вот Иван Евдокимович поразил меня и своей статью, и ясным умом, и прекрасной памятью на события и даты. Во время встречи он обмолвился, что до сих пор удивляется, как после всех прошедших во время войны событий остался жив. И очень рад, что встретит Победу – как и тогда, 65 лет назад, со слезами на глазах.

Лариса БЕРЕЖНОВА

Чтобы поехать на Урал – строить заводы и города – Мария прибавила себе два года.

Во время оккупации Украины Ивана увезли в Германию.